По мере того как комната заполнялась людьми, Оливия ощущала нарастающее напряжение. Она стала вслушиваться в отрывки разговоров: «Интересно, изменилась ли она…», «Не видел ее с…», «Говорят, она пишет откровенную автобиографию, но я не представляю…»
«Откровенную автобиографию»! Оливию обдало холодом. Неужели бабушка действительно это сделает? Что же она напишет об Эйлин? Раскроет ли она публично причину, по которой отказалась встретиться с внучкой?
Ерунда. Это просто сплетни, убеждала она себя. Всем известно, как тщательно Вероника Голд охраняет свою частную жизнь.
А разговоры становились все более возбужденными. Сначала казалось естественным, что вновь прибывшие бросаются приветствовать знакомых, но теперь в безумной суете, в целовании щек, в визгливых комплиментах Оливии слышались истерические нотки, как если бы все были взволнованы не меньше, чем она.
Внезапно толпа стихла, и, благодаря усилиям распорядительницы, образовался проход от двери к небольшой сцене. Оливия встала на цыпочки и попыталась что-либо рассмотреть сквозь плотно спрессованные тела, но ей это не удалось. Эндрю, благодаря высокому росту, мог комментировать происходящее.
— Они входят из холла. Вероника опирается на руку главы студии. Она выглядит совсем крошечной. Ты знаешь, мне кажется, твое платье — копия того, какое на ней было в фильме «Танцовщица шейха».
Наконец сквозь толпу Оливия смогла различить хрупкую фигурку с прямой спиной и высоко поднятой головой, так и излучавшую гордость. Ей очень хотелось увидеть глаза бабушка, понять, действительно ли Вероника счастлива; может быть, встретиться с ней взглядом. Но ничего не получилось.
Вся процессия — хроникер, еще несколько сотрудников студии — пошла вместе с миссис Голд на сцену среди шквала аплодисментов.
— Благодарю вас.
Вероника уселась, а глава студии начал говорить. Оливия почти не слушала, как он рассыпал похвалы, описывая длинную и славную карьеру известной кинозвезды.
Она глаз не могла отвести от маленькой женщины на возвышении, страстно желая, чтобы бабушка взглянула на нее, пытаясь прочесть эмоции, скрывавшиеся за искусственной улыбкой и большими светло-карими глазами, ничуть не потерявшими своего сияния, несмотря на годы. Но бесполезно! Софиты были направлены на сцену, и Вероника Голд, возможно, не видела ничего, кроме света ламп.
Внезапно слова говорившего проникли сквозь окруживший Оливию туман:
— Мы счастливы объявить, что Вероника Голд вновь появится на экране впервые за последние пятнадцать лет, чтобы сыграть роль своей матери в фильме, сюжет которого основан на ее жизни. Мы еще не выбрали актрису на роль самой Вероники, нам придется искать исполнительницу по всей стране, может быть, найдем неизвестную пока актрису…
Последовали аплодисменты.
— Отлично сыграно, даже если они и проделывали это тысячу раз. — Эндрю явно забавлялся. — Дольше всего искали Скарлетт О'Хара, помнишь?
Оливия кивнула.
— Я всегда обожала Вивиен Ли. Но, Эндрю, что же они сделают с ролью моей мамы в фильме?
— Уверен, что ты, как ее наследница, можешь потребовать, чтобы тебе представили сценарий на одобрение. — Он понизил голос, чтобы никто вокруг не смог их расслышать. — Может быть, они вообще уберут из сценария все, что касается Эйлин.
Видеоролик с отрывками из фильмов Вероники оказался, по счастью, коротким, так как все стояли, и, когда вновь зажегся свет, Вероника поднялась и подошла к микрофону.
Повернувшись лицом к публике, она, казалось, стала выше и сильнее. Легко было представить ее во всем блеске расцветающей перед камерой. Эйлин всегда говорила, что ее мать могла страдать одновременно от головной, от зубной и от сердечной боли, но ничего этого никогда не было видно, когда она играла.
— Не могу поведать вам, как я счастлива, находясь здесь. — Знакомый хрипловатый голос был чуть суше, чем в старых фильмах, но все еще удивительно звучен. — Какой это замечательный случай для меня. Я так счастлива, что возвращаюсь в кино, и для меня большая честь то, что сделают фильм о моей жизни. Не могу не позавидовать молодой актрисе, кто бы она ни была, которая прославится, снявшись в этом фильме. Полагаю, всем нам хочется снова стать молодыми. Но мне не на что жаловаться. Я прожила хорошую жизнь.
Кто-то неподалеку громко высморкался. Оливия, сама не в силах сдержать вызванные речью слезы, думала, что же из происходящего было заранее отрепетировано, а что идет от души. Господи, подумала она, да я становлюсь такой же циничной, как Эндрю!
Выступление актрисы завершилось длительными и продолжительными аплодисментами. Когда Вероника спустилась вниз, к публике, Эндрю потащил Оливию вперед.
— Давай попытаемся подобраться поближе. Может быть, удастся встретиться с ней.
Трудно было пробраться вперед, так как всем в комнате хотелось быть рядом с Вероникой, но у Эндрю был особый дар — добираться до места назначения.
— Люди не любят, когда вторгаются в их собственное пространство, — пояснил он тихим голосом. — Особенно если на них надето на тысячу долларов драгоценностей. Я дышу им на шеи, наступаю на туфли, и они отходят в сторону.
— Ах ты негодяй! — Оливия заговорщически улыбнулась в ответ. — Разве она не очаровательна? Ой, Эндрю…
Ее охватила паника. Лишь пара людей отделяла их от Вероники и ее спутника. В любую минуту эти проницательные глаза заметят ее…
Вероника обернулась с королевской улыбкой на губах… и замерла!
Они словно оказались подвешенными в пустоте, лишь они двое, — Оливия, уставившаяся молча на свою бабушку, и Вероника, глядевшая на нее с выражением ужаса на лице. Оливия перестала слышать шум толпы. Даже Эндрю словно превратился в камень.